Сколько Ева себя помнила, в ее семье постоянно царила гармония. Но по рассказам ее старших братьев, так было не всегда.
Мама Евы, Нерия, раньше была замужем за котом по имени Дейв Аклинс. Он был из породистого и богатого рода мейн-кунов, поэтому обеспечивал семью хорошо. Однако его род был хоть и небезызвестен, но все-таки Аклинсы были низшей знатью, и у них никогда не было огромного количества крестьян и слуг. Но Дейв хотел больше, поэтому он сам активно занимался торговлей и увеличивал свое состояние. Дейв был смышлёным котом, мог быстро принять правильное решение, что и помогало ему стать успешным.
«Я просто никогда не сдаюсь», – отвечал он, когда его спрашивали, в чем заключался секрет его успеха.
Именно за это Нерия и полюбила Дейва. Ее восхищала его стойкость, уверенность и решительность.
У Нерии и Дейва было два сына, и оба переняли от отца крупные размеры и черты мейн-кунов, поэтому Нерия, стоя среди членов своей семьи, чувствовала себя совсем коротышкой. Она всегда знала, что может положиться на своих родных, и это была долгая и спокойная полоса в ее жизни.
Однако никакое спокойствие не может длиться вечно.
Род деятельности Дейва вынуждал его сражаться с конкурентами и рисковать, причем рисковать постоянно. Не всегда Нерия узнавала о его проблемах одновременно с их появлением, и не потому, что Дейв был скрытен, а потому, что он не желал ее беспокоить и не думал, что она может чем-то сильно помочь. Он приходил домой уставший и не всегда находил в себе силы о чем-то разговаривать, поэтому иногда просто не успевал сказать любимой о проблемах до того, как решит их.
Вот и тогда Дейв поначалу думал, что справится со всем сам. На самом деле, семья мало чем могла помочь ему, поэтому он и не спешил сообщать им о том, что у него возникли конфликты с крупной группой разбойников. Чем именно он им не угодил, Нерия так и не узнала, но когда все зашло слишком далеко, Дейв решил, что ему нужно уехать, чтобы не подвергать семью опасности. Он знал, что разбойники не будут просто так трогать его близких, потому что им не надо было как-либо шантажировать его, они просто хотели избавиться от Дейва.
Однажды вечером он сказал Нерии:
– Дорогая… у меня появились проблемы с моими конкурентами. Я должен уехать на пару месяцев, потому что если они будут пытаться достать меня здесь, то и вам может достаться. Если я буду далеко, они пойдут за мной, и с вами ничего не случится.
Нерия не показала своего страха, потому что это могло помешать спасти мужа, но в этот момент она едва стояла на лапах. Она присела будто просто так, но на самом деле она боялась упасть в обморок.
Дейв не был глуп, и, должно быть, он понял, что спокойствие Нерии напускное. Он сел рядом с ней.
– Ты не беспокойся, я справлюсь. У меня уже бывали похожие ситуации, и я справлялся.
– Конечно, – ответила Нерия, стараясь, чтобы ее голос не дрожал, – когда ты уезжаешь?
– Планировал прямо сейчас.
Тут Нерия уже не смогла скрыть свой шок и пораженно взглянула на мужа.
– Просто если я останусь на ночь, они могут прийти, пока мы спим.
– Все настолько плохо? – тихо спросила Нерия.
Дейв отвел взгляд.
– Я все разрешу. Не переживай.
– Ты уверен? Может, я поеду с тобой и буду помогать?
– О нет-нет. Я буду только беспокоиться о твоей безопасности, и это будет сбивать меня с мысли. Ты больше поможешь мне, если останешься в безопасном месте.
– Хорошо, – кивнула Нерия, – раз ты так считаешь. Тогда я помогу тебе собраться.
Они взяли только самое необходимое. Дейв сказал, что не стоит брать много вещей, ведь тогда он не сможет быстро перемещаться. Они решили пройти через лес, чтобы не привлекать внимание. Через него Дейв собирался дойти до моря и тайно пробраться на какой-нибудь корабль.
Было уже темно, однако благодаря почти полной луне кошачьи глаза видели хорошо. Нерия не задавала лишних вопросов, ведь она знала, что Дейв сейчас сосредоточенно думает и планирует, что ему делать дальше. Но она то и дело озиралась, и ей все время казалось, что в темных кустах кто-то крадется и смотрит на них. Ветки тихо качались, по земле плясали тени, и нельзя было понять, есть ли среди них тени животных.
Супруги почти прошли лес и оказались возле реки. Если перейти реку, то окажешься уже совсем близко к порту.
– Дальше я лучше пойду один. Там уже есть народ, и кто-то из них может оказаться там.
– Они что, при всех могут напасть?
– Конечно. Наденут маски, и никто не рассмотрит их лица. Так что давай попрощаемся здесь, и я пойду.
– Пока, – сказала Нерия и заставила себя улыбнуться, – надеюсь, увидимся как можно скорее.
Дейв улыбнулся и погладил Нерию по щеке. Редко от него можно было дождаться подобной нежности Он быстро, но с чувством поцеловал ее, непроизвольно передавая ей то, что делается у него на душе, и Нерия поняла, что ему страшнее, чем кажется.
– Ладно, я пойду, – сказал он, отстраняясь. Дейв смотрел мимо нее, будто ничего не видел.
– Удачи.
– Нери, я люблю тебя, – взгляд его снова стал осмысленным. Он смотрел ей в глаза.
– И я тебя, – сказала она.
– Я дойду до моста, а потом пройду немного, чтобы ты увидела, что я попал на ту сторону.
– Хорошо.
Дейв скрылся в темных зарослях.
Нерия села и стала ждать, пока Дейв покажется на другой стороне. В ее глазах время тянулось дольше, чем на самом деле, и ей казалось, что прошло уже полчаса или даже час. Но, наконец, ее зоркий кошачий глаз уловил на той стороне движение. Луна осветила крупную фигуру Дейва. Нерия не могла заглянуть ему в глаза, он был слишком далеко, видно было лишь силуэт, но Дейв точно видел ее. Какое-то время он постоял на месте, а потом развернулся в сторону рощи.
Дальше все произошло очень быстро. Откуда-то появились еще силуэты, и они вместе со своими тенями замелькали, то и дело сливаясь с деревьями и кустами. Тени окружили Дейва, Нерия ясно увидела блеск металла в лапе одной из теней. Она вскрикнула в ужасе, краем сознания понимая, что они все же выследили…
Ее саму будто сковали металлом, но на отяжелевших лапах она все-таки побежала к берегу. Быстро поняв, что реку ей не переплыть, она выскочила на берег и заметалась в панике из стороны в сторону. А на другом берегу тени уже смешались в кучу, и Дейва среди них было не видно. Но вскоре силуэты разошлись, и берег опустел. Нерия не могла хорошо разглядеть, осталось ли там что-нибудь, но было понятно, что произошло. Теперь уже она не могла сдержать всю бурю эмоций. Нерия упала на землю и зарыдала в голос, будто задыхаясь.
Тело Дейва нашли на следующий день. Нерии в самую глубь души запал вид мертвого мужа. Его закрытые глаза больше не откроются, не будут блестеть решительностью и храбростью, которую Нерия так любила в Дейве. Его больше нет, и Нерия будто упала в бездонную темную пропасть. Ей казалось, что теперь она всегда будет видеть перед собой лишь три вещи: тени при луне, блеск металла вдали, на другой стороне реки и мертвого Дейва, лежащего перед ней с еще оставшимся выражением слабого испуга и отчаяния.

Нерию сильно подкосила смерть Дейва. Ей стало тяжело думать, тяжело делать что-либо. Она зачастую даже не могла встать и накормить детей, особенно когда наваливались воспоминания. А они, словно живые, действовали не по ее воле, а будто сами по себе. Хотят – уходят в сторону, и Нерия тогда могла хоть немного вернуться к жизни. А хотят – наваливаются на нее всем скопом, и тогда кошка становилась похожа на призрака, а глаза ее были пусты.
Дети ее, Колин и Люкс, были уже крепкими и умными юношами. Они не винили мать за то, что она потеряла силы, а сами заботились о себе и о ней. Им тоже было трудно, разумеется, ведь отца они любили.
Почти год Нерия была в такой тоске. Конечно, потом начала немного отходить. Она начала вставать, пыталась работать в саду и отвлекаться. Садоводство всегда ее расслабляло, но все-таки мысли и воспоминания продолжали ее преследовать.
Нерия была умной кошкой, и она хоть как-то пыталась управлять воспоминаниями. Она цеплялась за хорошие. Например, она любила вспоминать мудрые фразы Дейва о том, что никогда нельзя сдаваться.
Ее любимой цитатой Дейва была эта:
"Выход есть всегда. Отрицают это лишь те, кто просто не хочет его искать, а хочет сидеть и ныть. Если не видишь выхода – ищи лучше! Если все равно не видишь – изобрети выход сам!"
"Изобрети сам..." – повторяла про себя Нерия. Как бы странно это ни звучало, но для Дейва это было жизненным девизом. Много раз он попадал в ситуации, где любой другой сдался бы. Но он буквально сам прокладывал себе путь к спасению, своими собственными лапами, делал то, что другому и в голову не пришло бы.
К примеру, в молодости Дейв ушел от родителей и два года путешествовал по миру. В какие только передряги он не попадал. Один раз на него напали и скинули со скалы в бушующее море. Вернее, думали, что скинули. На самом же деле Дейв повис на скале, а когда они пытались сбросить его, он сам отцепился и упал. Дело в том, что он видел внизу скалу удачной формы, за которую можно было зацепиться, быстро подтянуться и исчезнуть из поля зрения врагов. Как у любого кота, у него было очень хорошо с координацией, поэтому он хорошо владел своим телом в пространстве.
В другой раз он оказался, опять же, в море, и к нему приближалась акула. Здесь ему также помогло везение (акула была не слишком большая), но еще и скорость реакции, способность очень быстро думать. Он увернулся от челюстей акулы, а потом схватил ее за жабры и через них раздавил ей какие-то внутренности, отчего акула ослабла, и он еще немного поранил ее и успел уплыть на берег.
Таких историй у Дейва было огромное множество. Он и сейчас знал что делать, просто не успел...
Сыновья поддерживали Нерию. Они уговаривали ее выйти прогуляться по городу. Сначала она отказывалась, но через какое-то время все же начала выходить. Ей было тяжело, но она уже хоть как-то начинала видеть вокруг себя мир, а не картины из ее горьких воспоминаний.
Так прошел еще один год.
За год Нерия окрепла как физически, так и морально. Благодаря саду, сыновьям и собственным стараниям она пришла к мысли о том, что Дейв, если он смотрит на нее с неба, точно не хочет, чтобы она страдала всю жизнь. Ради него она должна поправиться, ведь он всегда хотел для нее как лучше. Разумеется, ее все равно иногда одолевала тоска.
Но внезапно ее старший сын, Колин, в то время сильно разболелся, и ее мысли переключились на беспокойство за него, поскольку он-то еще был жив, и его жизнь зависела от Нерии. Она ужасно боялась потерять и его, ей постоянно было страшно, что Колин вот-вот умрет. Но теперь Нерия не только боялась, но и действовала. Она сама не замечала этого, но часть характера Дейва передалась и ей. Она знала, что любую проблему нужно решать, придумывать что-нибудь до последнего. И целый месяц Нерия и младший ее сын, Люкс, думали только о том, как можно помочь Колину, кормили его и искали лекарства.
Колин поправился, пусть и с трудом. И после этого с Нерией произошла перемена. Она почувствовала новые силы в себе, силы жить дальше и выходить из тоски.
Это не значит, что она больше не горевала, но она старалась не окунаться в горе с головой. Нерия стала заниматься привычными делами.
Как-то однажды Нерия шла утром по городу. Сыновья были на работе (они оба владели торговой лавкой, продавали разные вещи). Нерия шла с овощного рынка с сумкой и решила зайти в пекарню.
Из пекарни очень вкусно пахло свежим хлебом. Нерия тут же захотела есть. Старушка-зайчиха за прилавком только испекла булочки, и Нерия купила пирожок с вишней, а домой взяла пирог с лимоном. Сев за стол, Нерия стала есть пирожок.
Непонятно почему и как это произошло, но ее внимание привлек некто, кто вошел в пекарню. Дверь распахнулась, и необычайно яркие лучи солнца проникли в помещение. В лучах стоял кот, который, казалось, горел. По крайней мере, Нерии так показалось. Когда кот вошел внутрь, она поняла, что все из-за его яркой-яркой рыжей шерсти, которая напоминает пламя, если на нее светит солнце.
Неясно, что именно привлекло внимание Нерии: яркая шерсть или живой взгляд, в котором было что-то детское и милое. Котик тоже заметил ее, и они встретились взглядами. Котик улыбнулся, улыбнулась и Нерия. Что-то было в этом коте такое, что вызывало у Нерии необычайную симпатию к нему, что-то, что невозможно описать словами, но что все чувствуют, впервые встречая родственную душу.
Котик купил багет и сел рядом с Нерией.
– Здравствуйте. Как вас зовут? – спросил котик
– Нерия.
– Я Лоренс. Лоренс Мотелето, – он вежливо протянул ей лапу, и она пожала ее.
– Знаете, – продолжил он, – вы очень красивая кошка. Не хотите ли познакомиться?
Подумав, Нерия согласилась. Так началась новая любовная история Нерии, которая длится уже очень, очень и очень долго.
Лоренс совсем не походил на Дейва. Дейв был большим, крепким котом, и внешностью, и характером полностью олицетворял силу и храбрость. Лоренс же был худым и поджарым котиком, едва-едва выше Нерии. В нем было изящество, я бы даже сказала, что-то женское, но это не делало его непривлекательным. Напротив, он хорошо понимал, чего хотят девушки, поэтому моментально предвидел любые потребности Нерии, понимал с полуслова.
Лоренс был архитектором, творческой натурой. Работал в архитектурном сообществе, проектировал дома и прочие здания, а их потом строили. К своей работе подходил с душой, любил ее всем сердцем и считал искусством. Он часто говорил об искусстве. Нерии это нравилось, она тоже любила искусство. Дейв им никогда не интересовался, и Нерия не могла с ним поговорить. Зато теперь прекрасно могла обсудить это с Лоренсом.
Лоренс имел в характере все, чего не было у Дейва. Дейв хоть и любил Нерию, но был часто слишком в себе. К примеру, когда они где-нибудь сидели, а потом решали идти дальше, но Нерия была еще не готова (надевала шубу, например), Дейв просто мог встать и пойти, не видя, что она еще копается и одевается. Она знала, что он не со зла это делает, он просто не замечал, но все равно ее это иногда злило.
С Лоренсом таких проблем вообще не было. Он, казалось, следил за каждым действием Нерии, за каждым движением, и по языку ее тела сразу догадывался, чего она хочет.
Нерия долго не отдавала себе отчета (или не хотела в этом признаваться, считая это аморальным), но Лоренс будто больше подходил ей по характеру. Она не перестала любить Дейва, но с Лоренсом у нее было больше взаимопонимания, и это вызывало у нее сладкую и тихую радость в душе каждый раз, когда он угадывал ее мысли.
Лоренс восхищался Нерией примерно также, как она восхищалась Дейвом. Сама этого не заметив, после смерти Дейва Нерия стала сильнее и увереннее в себе. Лоренс не раз говорил, что хочет походить на Нерию, а она вспоминала, как сама говорила это, глядя на Дейва.
Связь между Нерией и Лоренсом становилась все сильнее. Вскоре они осознали, что любят друг друга. Лоренса не смущало, что у Нерии есть дети.
– Думаю, мы подружимся, – со смехом говорил он, – они славные и веселые ребята.
И вот, они поженились. У них родилось еще трое детей: сначала сын, Гаос, потом дочь, Саолина, и, наконец, Ева. Такой и была краткая история семьи Евы.

Ева была уже молодой и красивой кошкой. Она закончила архитектурный университет в ее родном городе и сейчас работала в той же компании, что и ее отец Лоренс. Отец сейчас был в отпуске, но Ева уже вошла в ритм работы и уверенно себя чувствовала и без него.
Был вечер. Из окна сочились оранжевые лучи заходящего солнца, заливая цветом заката бумаги с чертежами, столы и пол.
Ева осталась одна, остальные архитекторы разошлись по домам. Кошка не хотела бросать незаконченную работу, у нее был прилив вдохновения, и она хотела закончить чертеж, над которым работала уже месяц.
Еве, как и отцу, нравилась ее работа. Она обожала придумывать здания, а потом смотреть, как они постепенно становятся реальными. Можно сказать, что Ева с помощью воображения постепенно преображала мир вокруг.
Хоть было и поздно, Ева не торопилась домой. Ей даже не пришлось зажигать свечу, потому что, в отличие от многих коллег, Ева хорошо видела в темноте, как и любая кошка. Совесть, конечно, упрекала ее в том, что родители будут волноваться, но надолго Ева не задержится. Она заварила себе черный чай с лимоном и чертила здание будущего музея с расстановкой, после каждой линии любуясь работой и представляя, как она будет выглядеть в законченном виде.
Наконец, Ева завершила проект. Она встала из-за стола и отошла назад, глядя издалека на работу. Она довольно улыбнулась и решила, что теперь пора уходить. Завтра она отнесет чертеж куда следует.
Взяв сумку, Ева вышла на улицу. Несмотря на поздний час, народу вокруг было много. Сейчас была пятница, и вокруг доносился шум из пабов, ресторанов, таверн и всего такого прочего. Ева, может, и ушла бы с коллегами куда-нибудь, но ей очень хотелось закончить чертеж. А сейчас было уже поздно куда-то идти, да и не с кем. И родители, опять же, будут волноваться, если она до десяти вечера не будет дома.
Ева шла по одной из центральный площадей города, и ее внимание привлек какой-то гул. Она увидела, что возле фонтана собралась какая-то толпа. Ева остановилась и прислушалась. Голоса собравшихся были недобрыми, кто-то выкрикивал оскорбления, кто-то перешептывался с явным осуждением. Ева нахмурилась: у нее было недоброе предчувствие. Должно быть, какого-нибудь нищего опять гнобят или даже какого-нибудь преступника. Ева никогда не любила публичные унижения преступников и негодяев, даже если они и поступали гораздо хуже с другими. У нее с самого детства была вера в лучшее в окружающих, поэтому избиения, казни и тому подобное Ева никогда не одобряла.
"Нужно показывать преступникам, – считала она, – что гораздо проще жить, не делая плохо другим, потому что тогда тебе самому будет проще. А выбирая путь мести, мы мало того, что еще больше озлобляем преступников, так еще и сами взращиваем в себе злобу."
И сейчас у Евы было предчувствие, что там опять кого-то бьют целой толпой. Ужасно. Они же сами тогда ничем не лучше. А если они бьют бездомного, то это уже сущее варварство.
Ева пошла к толпе и попыталась протолкнуться в середину и посмотреть, что происходит. Сначала ей это не удавалось, ее отталкивали, случайно и специально наступали на хвост и на лапы. Но кое-как Ева все же протиснулась между зрителями и посмотрела, что же творится в центре толпы.
А в центре была отвратительная драка. Баран в мундире государственного служащего топтал копытами шакала в рваной одежде. Шакал рычал, словно сумасшедший, выпучив глаза от бешенства. Рядом с ним валялся кривой нож и мешки с золотом, которые шакал, похоже, где-то подрезал. Барану помогал бурый бык, который, видимо, был простым прохожим, а еще какой-то мелкий хорек с наполовину беззубым ртом верещал ругательства и проклятия, всем своим видом показывая, как он рад свершившемуся правосудию.
– Мусор, падаль!!! – орал баран своим противным писклявым тенором. – Ты посмел пойти против своих сограждан, закона, а значит, против самого государя Изидора Благодетеля!!! Не место тебе на белом свете!!! Ты заслуживаешь лишь горячих котлов Ада, куда ты вскоре и попадешь!!!!
Причем Ева ясно видела, как хорек, вереща про закон, аккуратненько подцепил задней лапой порванный мешок с золотыми монетами, подвинул его к себе и сунул парочку золотых в свой карман.
Зрители, похоже, очень радовались, что стали свидетелями столь восхитительного шоу. В другое время нужно было платить, чтобы посмотреть бой на арене или, еще лучше, казнь, а тут жестокая расправа над вором, да еще и бесплатно. Ева понимала, что это неправильно, но кинуться в драку и остановить ее не могла, иначе побили бы и ее.
Откуда-то прибежал енот с кнутом в лапах, наручниками, прикрепленными к поясу и кинжалу там же, за поясом. Он тоже был одет в государственные доспехи. Енот стал со свистом колотить вора по спине, от чего тот взвыл и перестал сопротивляться. Ева видела, что глаза шакала помутнели и потеряли осмысленное выражение от невыносимой боли. При всей нелюбви Евы к беззаконию, воровству и преступникам, у нее сжалось сердце. Они же сейчас убьют его!
Ева попыталась вылезти из толпы, но ей не сразу это удалось. Однако кое-как она пролезла на середину площади и побежала к дерущимся. Она не собиралась лезть в драку, но нужно было остановить это!
– Стойте!!! – крикнула она. – Не бейте его, прошу!!!
Ее не сразу услышали. Ева подбежала ближе и схватила енота за лапу с кнутом.
– Стойте! Вы же должны передать его губернатору, а не избивать! Вы сейчас его убьёте!
Енот с презрением посмотрел на Еву и вырвал лапу.
– А ты еще кто такая? Тебя я забыл спросить, что мне делать.
– Вы не имеете права убивать! Это тоже вне закона!
– Милочка, я при исполнении. Могу тебя прямо сейчас зарезать, и мне ничего не будет.
Ева выпучила глаза от возмущения. Енот грубо оттолкнул ее и продолжил измываться над шакалом. Ева в отчаянии посмотрела на толпу: неужели никто не разделяет ее возмущения?! Но все спокойно смотрели на свершение "правосудия", кто-то даже аплодировал и свистел.
– Да как же так! – в отчаянии крикнула Ева. – Почему вы спокойно смотрите на это?! Это же ужас!
– Заткните уже эту дуру! – крикнул хорек.
– Можно подумать, вы все такие уж невинные! Да одно то, что вам приятно смотреть на его боль, – она указала лапой на шакала, — говорит об обратном! Разве не говорили вам в любом храме, что любое живое существо заслуживает любви и не заслуживает быть избитым или убитым?!
– Ты хочешь, чтобы мы любили вора?! – крикнул кто-то в толпе.
– Сейчас, размечталась! Уйди отсюда! – вторил другой голос.
– Как бы там ни было, зверь, совершивший ошибку, от унижений совершит их еще больше!
– Не успеет, – усмехнулся баран. Повернув голову, Ева увидела, что они оставили шакала и смотрят на неё. Вор тихо стонал, лежа на земле весь в грязи. Енот похлопывал ручкой кнута себя по лапе.
– Я понимаю, что по закону его должны казнить, – сказала Ева уже тише, – но это неправильно. Не вы дали жизнь этому вору, не вам ее и забирать. Казнь – это неправильно, а все, что вы сделали – еще неправильнее.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что закон неправильный? – с угрозой спросил баран.
Ева, помедлив, сказала:
– К сожалению, это так.
По толпе пронесся возглас ужаса и гнева. Но Ева не могла соврать, она бы не смогла уважать себя после этого.
– Поймите, я вовсе не хочу раздора. Я лишь хочу, чтобы мы стали милосерднее. Разве не милосердию нас учат с самого детства? Ну, кого-то может и нет, но меня учили. То, что в законе разрешается убивать, не значит, что это правильно. Почему вы так любите убивать? Неужели вам не жаль друг друга?
– Стоп-стоп, – сказал енот с кнутом, – если ты не забыла, закон издает сам Государь. По-твоему, наш дорогой Государь (да пошлют ему Великие долгие годы жизни), может ошибаться?!
– Каждый из нас может ошибаться. Государь или нет – значения не имеет.
По толпе пронесся очередной возглас ужаса.
– Ты сравниваешь Государя с кусками грязи вроде тебя?! – воскликнул баран, угрожающе приближаясь к Еве.
Ева отступила назад, но все так же уверенно сказала:
– Так ведь он такой же, как мы. Тоже живет, тоже дышит, ест, болеет. Я правда не понимаю, почему нельзя сравнивать его с кем-то из нас. Мы такие же сложные существа, как и он.
– Ни одна живая тварь не была и никогда не будет более великой и сильной, чем государь Таврокона, так будет всегда, ты поняла, грязная...– баран захлебнулся от ярости.
– Только потому, что он родился принцем? – холодно спросила Ева.
Толпа снова взвыла от ужаса.
– Да в чем проблема?! – воскликнула Ева. – Ещë скажите, что вам нравится, что ваши жизни находятся в лапах такого же обычного животного, как вы? Государь мало чем отличается от него, – она показала на шакала, – они оба чувствуют и оба одинаково хотят жить! Вы думаете, этот вор от хорошей жизни решил что-то украсть? От хорошей жизни никто не станет рисковать так, как рисковал он! А ваша власть никогда не бывает справедливой, и нет смысла бояться ее! Вы ничем не хуже, а может, кто-то из нас, более справедливый и добрый, мог бы лучше справиться с этим! Хотя, увы, наличие власти – это всегда насилие над личностью, над живыми существами... – Ева с горечью осмотрела толпу, видя, что они ровно ничего не поняли из ее слов. – Но однажды, однажды мы дорастем до того, что нам не нужна будет никакая власть. Мы не будем уничтожать друг друга не из-за страха расправы, а из-за любви и милосердия, потому что сами не будем этого хотеть. Нами будет править добро, и добро будет единственной властью, которая никому не причинит боли. Это обязательно произойдет. Это уже медленно происходит, потому что иначе я бы сейчас не стояла перед вами и не говорила этого. Просто послушайте меня, прошу, и вы сделаете большой шаг в сторону милосердия. Уверяю вас, вам самим от этого станет легче.
Все молчали. Даже шакал, который уже немного пришел в себя, смотрел на Еву так, будто видел что-то не из мира сего.
– Я не ослышался, – сказал баран, – ты только что сказала, что власть великого Государя будет свергнута?! Да как ты смеешь?!
– Эта паршивка готовит заговор! – крикнул кто-то из толпы.
– Что?! Какой еще заговор?! Вы в своем уме?! – крикнула Ева. Но ее уже никто не слушал. В нее полетела еда, всякий мусор, палки, камни. Толпа, забыв о шакале, бросилась на Еву и стала колотить чем только можно. Сквозь боль она почувствовала, как ее лапы сковало что-то стальное, но видела она только мелькающие лапы и злые глаза. Она уже не чувствовала собственного тела, и ей казалось, что ее разорвали на куски, когда весь мир в ее глазах стремительно превратился с слабое пятно света среди черноты, а потом ее и вовсе поглотила тьма.

Прежде чем к Еве вернулось сознание, она почувствовала, что у нее болит все тело, от носа до хвоста. Какое-то время это было единственным, что она чувствовала, но сил как-то пошевелиться у нее не было.
Ева приоткрыла глаза. Она лежала в темной и тесной комнате. Справа было маленькое окошко, сквозь которое в комнату проникал желтый свет утреннего солнца.
Ева попыталась вспомнить, что произошло вчера. Смутные воспоминания о разъяренной толпе казались ей сном, но в то же время было очевидно, что это произошло наяву.
Ева с усилием встала, отчего у нее заломило все кости. Морщась, она подошла к окну и выглянула из него.
Из окна было видно, что Ева находится в каменном дворце. Сбоку были простые колонны без украшений, на полу стояли большие горшки, в которых росли фикусы с бело-зелеными листьями. Пол был пыльный и весь исцарапанный. Вокруг не было ни души.
Ева села в угол и стала обдумывать свое положение. Похоже, это государственное здание, и Еву привезли сюда из-за ее вчерашних высказываний, идущих вразрез с общепринятыми нормами. Возможно, это темница. Но ведь ее еще пока не судили, они не имели права уже посадить ее за решетку!
Тогда Ева решила, что когда кто-нибудь будет проходить мимо, она скажет, что те не имели права сажать ее в темницу самовольно.
Однако очень долго никто не шел. Ева чувствовала себя очень плохо, ей хотелось спать, и она задремала. Но сон ее был чутким, и когда она услышала звуки чьих-то шагов и приглушенных разговоров, она тут же проснулась и снова пошла к окну.
В ее сторону шли два козла, одетых, опять же, в государственные доспехи. Между рогами у них были маленькие красные кисточки, торчащие вверх. Такие кисточки были у всех стражей в государственных учреждениях.
Когда козлы подошли поближе, Ева крикнула:
– Эй! Простите! Я здесь нахожусь незаконно и несправедливо. Меня вчера сюда посадили самовольно! Выпустите меня, пожалуйста!
– Заткнись! – крикнул один козел, злобно посмотрев на нее через решетку.
Ева нахмурилась. Да что за дела? Они что, обалдели все?
Вскоре подошли еще три точно таких же козла, а потом они обошли стену с окном и где-то скрылись. Опять никого не было. Ева была возмущена. Она поняла, что надо ждать еще кого-то.
И тут комната Евы пошатнулась, ее встрянуло так, что Ева едва удержалась на лапах. Она снова выглянула в окно и увидела, что комната, в которой она сидела, оказывается была повозкой-темницей, и теперь ее куда-то катили. Видимо, катили те самые козлы в доспехах.
Ну что ж, оставалось лишь ждать.
Ждала Ева долго, поэтому она опять заснула.
Как это часто бывает, Ева сквозь сон почувствовала, что они перестали ехать, поэтому проснулась. Но спалось ей так сладко, что она тут же опять сомкнула глаза. Вставать не хотелось, тело стало меньше болеть, и вообще она вдруг почувствовала необычайное спокойствие.
«Я знаю, что я ничего не сделала, – думала она, – я всего лишь сказала, что мы должны все любить друг друга, а власть этого не делает, и это факт. Все священники говорят о любви к ближнему, а сам Государь велит нам слушать священников. Так что я ни в чем не виновата».
Снаружи козлы о чем-то переговаривались. Потом с шумом открыли дверь в камеру Евы. Она приоткрыла глаза и медленно повернула голову, но тут же ее кто-то схватил зубами за шкирку и выкинул на улицу.
– Эй! – крикнула Ева, поднявшись на лапы. – Вы что?!
– Замолчи!
Кто-то толкнул Еву в бок, повалив на землю, и ей надели ошейник и намордник.
– Фто вы фебе пововяефе?! – возмутилась Ева сквозь намордник. – Я вобфе-то инфелигенфная кофка!
Один из козлов стукнул ее копытом по голове. Ева взвизгнула, и у нее поднялась шерсть на спине.
– Будешь болтать, получишь еще! – сказал козел. Ева была в ярости, но опять получить копытом не хотелось, у нее и так болела макушка, сверкало в глазах и звенело в ушах. Пришлось замолчать.
Козлы схватили Еву за поводок и потащили куда-то. Они шли по такому же старому дворцу из белого камня. И он был таким же пустым, как и тот, откуда они приехали.
Еву ввели в какой-то огромный зал. Напротив стоял большой трон, украшенный золотыми картинками с тиграми и леопардами. А на троне сидел огромный пурпурно-желтый с фиолетовыми полосами дракон-виверна с массивной мордой, из которой торчали клыки. Глаза у дракона были мелкие и злобные. Чуть в стороне сидел пес, который держал в лапе перо, а перед ним лежал пергамент.
Козлы подвели Еву к трону и заставили сесть напротив. С нее сняли намордник, но поводок продолжали держать.
Дракон уставился на Еву злыми глазками и долго молчал. Она стала рассматривать его. У дракона были мелкие чешуйки сложного малиново-красно-фиолетового оттенка, которые поблескивали на солнце. Фигура его была статной, поджарой, он был жилистый и сильный. Глаза сияли ярко-зелёными изумрудами, зрачки сузились в ниточку. Кожу дракона покрывали многочисленные мелкие и крупные шрамы, а если хорошо присмотреться, то было видно, что, должно быть, на каждом квадратном сантиметре кожи его обязательно был пусть и мелкий, но шрам. Ева догадалась, что когда-то чешуйки дракона сияли на солнце ровным, глянцевым блеском, но сейчас из-за многочисленных шрамов, изрезавших круглые чешуйки, кожа виверны больше напоминала разбитое зеркало, причем на мелкие-мелкие кусочки, каждый размером с Евин коготок. Крылья дракона кое-где были слегка рваные. Ева бы сказала, что он был красив, если бы не враждебный и жгучий взгляд. Дракон был облачен в доспехи, хорошенько отполированные, и на его груди тоже было изображение какой-то дикой кошки. Это неудивительно, ведь, по сути, город Саарн был колонией Таврокона, а там правили тигры и леопарды. Вот только в самом Саарне не было ни одного леопарда или тигра, они просто наведывались иногда, чтобы показать свою власть и проверить, все ли еще Саарн подчиняется им.
Ева догадалась, кто был перед ней. Это Эвр, дракон, который ранее жил в Тавроконе и служил в полке. О нем часто говорили, и, как правило, молодым Эвром восхищались любители историй о приключениях и героях. Но сейчас Эвр покинул полк, и его отправили работать военным судьей в Саарне. Военный судья отличался от обычного тем, что он занимался теми делами, которые касались военных угроз, угроз мятежей, революций, бунтов. Обычно именно военный судья отправлял преступников на казни, потому что они представляли угрозу мирному существованию жителей Саарна (а также власти правителя Таврокона).
Дракон, который все это время сидел неподвижно, немного поменял позу, двигаясь очень медленно. Потом спросил уставшим голосом:
– Имя?
Ева не поняла сначала, ей ли адресован вопрос. Она посмотрела на козлов, стоящих за ней, но те молчали.
– Мое? – спросила она.
– Ну свое-то я знаю, – проворчал дракон.
– Ева.
– А фамилия?
– Мотелето.
Ева заметила, что пес с пером начал писать. Видимо, он переносил весь их разговор на пергамент.
– Так, – дракон поднял большой свиток, развернул его когтями на крыльях и стал читать, что там написано. Потом опустил свиток и спросил:
– Сообщают, что ты вчера мешала государственным служащим задерживать преступника и оправдывала воровство. Правда?
Ева помедлила и сказала:
– Понимаете, Эвр…
– Ваша честь.
– …ваша честь. Вчера, когда я шла домой с работы…
– Не интересует. К делу.
– Они его не задерживали, а избивали до смерти. Поэтому я вмешалась.
– Избивали? Такого не может быть. Государственные служащие всегда обезвреживают преступника, а потом доставляют куда надо. Если они били вора, то только потому, что он оказывал сопротивление.
– Но в том и дело, что они нарушили правила и просто били его, хотя он уже был еле живой. Им нравилось его бить, а я просто хотела за него заступиться.
– Можете ли вы описать внешние признаки этого преступника?
– Да. Это был шакал в рваной одежде. Поэтому я пожалела его.
– Из-за рваной одежды?
– И из-за того, что его мучили и били.
Эвр вдруг усмехнулся, глядя на свиток. Ева удивилась: что его насмешило? Что она против насилия и смерти? Он что, совсем бессердечен?
– Ну да, – медленно проговорил Эвр, ухмыляясь, – ты, такая милая, справедливая кошечка, которая против насилия и всего такого, заступилась за бедного нищего шакала, который от голода и холода украл… ого, аж тридцать тысяч золотых! Видимо, был настолько голодный, что меньше ему и не помогло бы. А этот самый бедный, несчастный нищий сегодня утром приходил и описывал подробно все твои «подвиги», сдавал тебя с потрохами, лишь бы его освободили от казни за помощь следствию. Ну и скажи мне, может ли быть такое? Ты буквально спасла ему жизнь вчера, а он тебя подставляет. А, Ева Мотелето?
Ева опустила глаза. Неужели тот шакал и правда написал на нее донос? Но ведь только благодаря ней он сегодня вообще проснулся… Как же так?
Она взяла себя в лапы снова посмотрела на Эвра.
– Вам честно ответить? – спросила она ровным голосом.
– Разумеется.
– Я лично считаю, что такого быть не может. Но, увы, это почему-то так, а почему оно так, я вам ответить не могу, Ваша Честь. Прошу меня извинить.
Еве показалось, что в глазах Эвра мелькнуло что-то, похожее на растерянность. Тут же эта растерянность сменилась печалью и почему-то одиночеством, таким, какое бывает лишь у дряхлых стариков, которые пережили всех близких или вовсе не имели их. Тех, которые доживают свой последний век, которым каждое движение доставляет нестерпимую боль, однако болезненнее всего то, что у них нет никого, кто мог бы любить их и скрасить их последние дни.
Тут Ева задумалась: ведь легенды о великом Эвре очень старые, их рассказывали в детстве еще матери Нерии, то есть бабушке Евы, когда та была еще крохотным котенком. Будь Эвр не драконом, он бы уже покоился в могиле. Однако драконы хороши тем, что они никогда не стареют и не умирают от старости. Обычно драконы погибают только насильственной смертью. Значит, Эвру, возможно, уже более ста лет. И, несмотря на внешнюю вечную молодость и неимоверную силу, которой пронизывалась каждая стальная его мышца, он смотрел на нее, будто дряхлый старик, который давным-давно упустил свое счастье, и у него не осталось времени исполнить свои мечты. Это был взгляд, полный глубокого разочарования жизнью.
Ева в тот момент задалась вопросом: а что делает животное старым? Физическое постаревшее тело или все-таки что-то еще?
Эвр на секунду зажмурил глаза, глубоко вздохнул и снова посмотрел на Еву рассеянно.
– Так, – голос его уже был едва слышен, – Ева, кем вы работаете?
– Архитектором.
– И давно?
– Год.
– А до этого учились?
– Да. Тоже на архитектора. Мой отец работает архитектором.
– Хорошо,– кивнул Эвр, глядя поверх Евы,– вообще, как вы относитесь к воровству?
– Так-то плохо, но все-таки для меня жестокость и убийство – более страшное преступление, чем воровство. Вор хотя бы больно не делает и не убивает. По крайней мере напрямую.
– Гм, понимаю. Ну что ж… снимите с нее этот канат, – сказал Эвр козлам.
Те послушно подошли и сняли с шеи Евы ошейник. Ева свободно вздохнула: ошейник хоть и не душил, но доставлял ей некоторый дискомфорт.
– Пиши, – сказал Эвр псу, – Военный Судья Саарна признает обвиняемую Еву Мотелето невиновной, поскольку действовала она без дурного умысла и угрозу порядку не представляет.
Ева улыбнулась. Как же это было здорово, что Эвр не кровожадный тиран, как вчерашние стражи. Кошка чувствовала, что судья проникся симпатией к ней: в его взгляде не осталось ни следа той враждебности, с которой он смотрел в начале.
– Это все? – спросил Эвр, когда пес дописал.
– К сожалению, нет, – ответил ему один из козлов. Он подошел к Эвру и достал из сумки еще один свиток. Эвр, нахмурившись, взял его и развернул.
Когда судья пробежался глазами по первым строчкам, глаза его расширились от ужаса. Он читал, и на его лице все больше отражался едва скрываемое отчаяние. Ева забеспокоилась. Что там еще могут про нее писать?
– Ева, скажите, – медленно начал Эвр, отрывая все еще выпученные глаза от свитка, – что вы говорили народу, когда заступались за воришку Джо, того шакала?
– Ну, я говорила, что бить животных плохо.
– Кроме этого ничего?
– Ну, я много чего еще говорила…
– Что еще? Или, может, вы скажете, что не помните, что вы говорили, потому что были в состоянии сильного волнения, и произносили то, чего на самом деле не думаете? Я же прав, да?
– Нет, я полностью отдавала себе отчет, – Ева задумалась и потупила взгляд, – я никогда не говорю того, чего не думаю…
– Но, может, вы совсем не помните, что говорили еще? – голос Эвра слегка дрожал. Еве показалось, что он снова в гневе. Он явно не хотел, чтобы она чего-то говорила, поэтому надеялся, что она забыла или соврет. Но соврать Ева не могла.
– Я… – Ева старалась вспомнить. – Ну, еще я сказала, что и Государь, и шакал Джо одинаково хотят жить и заслуживают милосердия. То, что Изидор король, не значит, что он чем-то лучше, и вообще что власть не бывает справедливой, а однажды мир познает справедливость и милосердие, и тогда не будет уже никакой власти.
Они все смотрели на нее, будто она была монстром, какого свет не видывал. Но Ева не могла сказать неправду, она никогда не врет. Ложь она считала унизительной. Тот, кто знает истину и верит в нее, не должен лгать. Ей была противна мысль о вранье ради того, чтобы пресмыкаться перед несправедливыми животными, которые сильнее нее. Ну ничего, может быть, ее сейчас и побьют, как вчера, однако Эвр уже подписал ту бумажку о помиловании.
– Никогда, нигде, – зарычал Эвр, и голос его становился все страшнее по мере того, как он говорил, – не будет более замечательной, справедливой и великой власти, чем власть Государя Таврокона!!! И не тебе, жалкая, об этом судить!!!
Ева нахмурилась, но твердо смотрела в глаза судье. Ну конечно, он тоже боится власти.
– Вы сами-то в это верите?– спросила Ева.
– Разумеется! Как смеешь ты в это не верить?!
Эвр откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и устало вздохнул. Будто в этим криком он выпустил из себя последние жизненные силы. Ева видела, что он просто трусит. На самом деле и он недоволен властью, своей должностью и всем, что сейчас происходит. Но он знал, что за ним следят, поэтому он будто бы ничем не может ей помочь.
– Покиньте зал, – прохрипел Эвр козлам, не открывая глаз, – мне нужно лично переговорить с обвиняемой.
Козлы послушно поклонились и один за другим вышли из зала. Эвр не без труда открыл глаза и уставился на Еву.
– Так значит, все мы одинаково заслуживаем милости?
Ева кивнула. От волнения ее сердце заколотилось в бешеном ритме. Зачем он всем велел уйти? Неужели для того, чтобы спасти ее?
– И наступит время, когда все познают милосердие?! – криком спросил он.
– Именно так.
– С чего ты вообще, черт возьми, взяла, что все вокруг способны когда-то познать мир и добро?!!! С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛА ЭТО, БЕСТОЛКОВАЯ КОШКА?!!
– Я просто это знаю. И в оскорблениях нет смысла.
– Откуда знаешь?! ОТКУДА?!– Эвр чуть было не сорвал голос.
– Просто знаю и все. Иначе быть не может.
– А я тебе расскажу, почему я знаю другое!!! Никакое время добра не наступит, это невозможно!!! Оно не сможет наступить!!! – дракон весь затрясся, из его носа повалил дым, – Ты ничего не знаешь!!! Я был на множестве войн и видел, на что способны животные! Это были исчадия Ада, которые не знали ни жалости, ни твоего милосердия! Они были готовы растерзать моих друзей на куски и делали это прямо на моих глазах!!! Ты видела хоть раз в коротенькой жизни своей что-то подобное?! Не отвечай, я знаю, что нет. Они все не могут познать милосердие!!! И они задушат всех, кто пытается, безжалостно разорвут, потому что их больше и они сильнее!!!
Ева озадаченно подняла брови.
– Все еще веришь, что мы когда-то познаем милосердие?– прохрипел Эвр.
– Да.
Эвр от ярости даже не знал, что сказать. Он открыл рот, закрыл, снова открыл и снова закрыл.
– Ну а сами вы тоже хотите разрывать? – спросила Ева, подняв одну бровь, – У меня ощущение, будто нет.
– Напрасно, – голос Эвра вдруг стал еле слышен, но в нем звучала мрачная и холодная злоба, – я делал вещи и похуже. Сжигал врагов заживо, пытал, вспарывал им животы когтями… Нравилось ли мне это? Нет. Но иначе я бы не выжил, мирные жители Таврокона не выжили бы, и даже ты, возможно, вовсе не родилась бы и не увидела белого света!
– Я не о том говорю, – сказала Ева с грустной улыбкой, – я о тех ситуациях, когда у нас есть выход и когда у вас есть возможность сделать выбор и выбрать путь милосердия. Сами-то вы хотите меня спасти, я же вижу.
– Спасти? После того, что ты сказала?! Ты нарушила самый главный закон, и твои убеждения я не разделяю!!!
Эвр молчал, сжигая Еву взглядом. Она разочарованно вздохнула. Нет, он все еще думает, что их могут слышать, поэтому ничего не собирается делать. А в том, что он говорит не то, что думает, Ева нисколько не сомневалась.
– Входите!– громко крикнул Эвр козлам. Те вошли и снова окружили Еву.
– Пиши, – сказал он псу-писарю, – Военный Судья Саарна утверждает обвиняемой Еве Мотелето смертный приговор.
«Что?!» – испуганно подумала Ева.
Ведь ее же уже помиловали? Он ведь хотел! Зачем он посылает ее на смерть, если не хочет этого?! Трус…
Он посмотрел на Еву холодно. Больше она не могла прочитать никаких эмоций на его лице. В один момент судья превратился в бесчувственную каменную статую. Козлы опять надели на кошку ошейник.
– Уведите, – сказал он.
Козлы потащили Еву. Она все оглядывалась, глядя на Эвра. Он не смотрел на нее, уставился прямо перед собой. Когда Еву уже почти вывели из зала, Эвр все же обернулся. Ева увидела его глаза лишь на долю секунды, но состояние его души успела прочитать сразу. Слабая морщинка над глазами, глубокая, бесконечная печаль в его глазах говорили о том, что Ева была полностью права насчет всех его мыслей и чувств.
Еву привязали к палке, поставили палку на тележку и повезли куда-то. Она уже не видела, что творится вокруг, ей мешали слезы, заполнявшие глаза. Ей было трудно понять, отчего она плакала. Нет, ей не было жаль себя до слез. Просто происходило то, чего не должно было происходить. Это было неправильно, и никому не будет хорошо от того, что она умрет. Она думала о своей семьей и о горе, которое на них обрушится, когда они обо всем узнают. И от их лиц, которые ясно предстали перед Евой, ей стало так горько, что ее будто разрывало изнутри.
Кто-то вокруг Евы кричал в ответ кому-то, за что ее приговорили к казни:
– Смотрите и запоминайте! Так будет с каждым, кто осмелится сомневаться в справедливости величайшего короля за всю историю!
Другие отвечали эмоциональными криками, непонятно, радостными или гневными.

Хоть он и должен был, Эвр не стоял на балконе, когда уводили Еву. Он не понимал почему, но ему не хотелось больше смотреть на эту кошку или вообще как-то вспоминать о произошедшем. Он чувствовал себя так, будто разваливался на ходу, как древнейший старик.
«А откуда мне знать, как чувствуют себя старики? Мне старость неведома», – подумал он. Хотя, признаться, он сам в это не поверил. Такое ощущение, что ему-то старость была ведома лучше, чем настоящим старикам.
Эвр был утомлен, хотя особо ничего сегодня не делал. Ему хотелось спать. Он направился в свои покои и лег в свое ложе, давно не замечая, как красиво оно было украшено дорогими камнями.
«Глупая кошка, – думал он. – Зачем она созналась? Я же всячески намекал ей… Ну, раз хочет умереть, то пожалуйста, я пытался дать ей помочь».
Но Эвр понимал, что Ева не может хотеть смерти. Из нее так и лилась любовь к жизни, к миру и ко всему живому. Зачем же она созналась? Эвр никогда не понимал принципа «всегда говори правду». Правда никому не нужна, нужно лишь то, что сохранит тебе жизнь. Кошка сама виновата, что до сих пор не поняла этого. И вообще, она преступница. Он все сделал правильно.
Нет. Это не было правильно, и Эвр это знал. Уничтожать нужно тех, кто полон зла и способен убить или совершить что-то темное. Ева не была темной. Она любила всех вокруг, ненавидела лишь жестокость и зло. Признаться, таких добрых животных Эвр не встречал давно. Пожалуй, последний раз это было в детстве, когда о нем заботилась няня. Та тоже любила все живое и доверяла всем вокруг. Эвр души в ней не чаял.
Но няню кто-то отравил. Зачем и почему – он не знал. И после нее Эвр уже не встречал существо, настолько наполненное жаждой правды и справедливости. До сегодняшнего дня.
Но что он мог сделать?! Ничего! Он не был готов, как она, пойти на смерть ради правды! Он хотел жить. Но ведь и она хотела, точно хотела! Почему же она решила умереть?! В чем смысл?!
«Я ни в чем не виноват, – говорил Эвр себе, – я действовал по закону. Да и если нет, мы бы оба все равно умерли. Так что у меня не было иного выхода. Я бы все равно ее не спас».
Но это вовсе не значит, что Эвр мог перестать об этом беспокоиться. Из-за навязчивых мыслей он не мог спокойно лежать. Эвр сел на своем ложе и бессмысленно уставился вперед. Что ему теперь делать? Зачем он вообще остается здесь, если его все это не устраивает? Ева права: да-да, его, конечно, тоже не устраивает глупая пропаганда культа личности короля, но что поделать? Куда ему деваться? Вон, Ева попыталась взбрыкнуть, и что из этого вышло?
Даже не разумом, а привычкой тела Эвр вспомнил, что долго сидеть на месте ему нельзя. Вообще непозволительно ему было валяться посреди дня, потому что он должен принимать новости от дозорщиков и записывать их.
Кряхтя, как старик, Эвр встал и направился в зал, где он должен был работать. Его выходка могла обернуться большими проблемами, но почему-то ему было все равно. Хоть он и страстно желал забыть о Еве, не думать больше о ней и навсегда оставить эту ситуацию в прошлом, память неустанно рисовала перед ним картины с сегодняшнего суда.
«Да чтоб меня, – про себя зарычал Эвр, – сколько можно?! Это моя работа, не более! Для меня подсудимые – как ящики для грузчиков! Все! Для меня они не живые!»
Прозвучало это в его голове жалко и неубедительно. Эвр краем сознания понял, что сейчас ему будет очень трудно в ускоренном виде выполнить всю работу, которую он проспал, но и эта мысль его не тронула.
Однако, когда Эвр пришёл в своей зал, ему сообщили, что его помощник уже сделал всю работу за него, и Эвру не стоит волноваться.
«Я и не волновался», – подумал про себя Эвр, но помощнику вежливо улыбнулся и поблагодарил его.
Не зная, чем теперь заняться, Эвр взлетел на крышу дворца суда и стал смотреть на солнце, которое медленно катилось к горизонту.
У Эвра что-то назойливо и тупо болело внутри. Так же у него болело в детстве, когда он видел, как срубают красивое вишневое дерево, что росло недалеко от его дома. Маленький Эвр любил то дерево за красоту и завораживающий запах, а когда его срубили, ему стало больно при виде того, как прекрасное растение умирает, падает со скрипом под ударами топора. Как будто сейчас было то же самое. Умирало нечто красивое, но на этот раз красивая душой кошка. И он был ее убийцей. Не те, кто ведет ее на казнь, а он.
«Но что я мог сделать?! – в отчаянии кричал Эвр про себя. – Она сама обрекла себя на гибель своим длинным языком. Да, это была правда, да, это были хорошие и справедливые слова, но она не могла не понимать, что они ее погубят! Тем более, что я почти прямым текстом ей на это намекнул! Вообще у меня подозрение, что за этот грубый намек я еще поплачусь. Я сделал все, что мог!»
Но у него внутри оставалось стойкое чувство, что он вовсе не сделал ВСЕ, что мог.
Эвр думал и думал, его мысли стали хаотичными, путаными. Он отчего-то вспоминал свою молодость, годы службы воина. Вспоминал друзей, которые были всегда рядом. Почти все они погибли или уже умерли от старости…
Вспоминал, как на парадах счастливые дети аристократов кидали ему под ноги цветы, хотя днем ранее он безжалостно обезглавил врага.
Вспоминал няню, но мог думать только о своем горе после ее смерти.
Вспоминал женщин с детьми, которые застряли в подожжённых врагами домах. Как Эвр врывался в огонь и вытаскивал их, прикрывая огнестойкими крыльями. Но они все равно умирали через несколько минут после спасения, потому что получили уже смертельную дозу дыма. И Эвр не мог им помочь.
Вспоминал, как он сам, выполняя приказы Императора, брал в плен родственников пленных врагов, чтобы заставить их сказать правду. Как он обещал им, что оставит в живых пленного, если тот скажет правду, но все равно потом убивал, ведь он мог оказаться опасным. Он не хотел этого делать, конечно, но самому быть казненным за государственную измену он тоже не хотел.
Уже бессмысленные и несвязные образы продолжали мелькать в голове Эвра. Напряжение в душе становилось все больше, но дракона клонило в сон от изнеможения. Эта мысленная жвачка продолжалась в его голове еще мучительный час, прежде чем он, наконец, забылся в тревожном сне.
Очнулся Эвр в сумерках. Он подошел к краю балкона и посмотрел вниз, на сад, заливаемый не то остатками лучей солнца, не то полной желтой луной, которая уже поднималась из-за линии горизонта. Да, все правильно. Эвр помнил, что как раз сегодня должно быть необычайно красивое полнолуние.
Эвр не помнил, как он оказался в саду. Должно быть, какие-то мысли привели его туда, но почему-то он тут же забыл, о чем думал. Из-за зарослей белой розы показался светлый силуэт. Конечно, это была Ева Мотелето, а кто же еще? Вот она, перед ним. Значит, все, что было сегодня утром — просто сон. Ведь сейчас она прямо тут, живая и здоровая, Эвр может прямо сейчас до нее дотронуться.
И теперь он знал, что должен делать.
– Ну что, великий Судья Саарна, – с задорной улыбкой сказала Ева, – вы все еще отказываетесь признавать, что однажды может наступить время, когда все познают милосердие?
– О нет, – усмехнулся Эвр, – я в корне не согласен. Это время настанет непременно. Согласитесь, это разные вещи?
– Понимаю. Ну что ж, теперь у нас есть время. Пойдемте же на прогулку, и вы сможете рассказать мне все, что хотите.
– Конечно же, я расскажу. У меня есть что рассказать. Но неужели ты правда думаешь, что я готов пожертвовать своей репутацией ради кошки, совершившей преступление против Императора?
Взгляд Евы выразил вопрос.
– Конечно, – Эвр широко улыбнулся, – конечно же, я пожертвую всем. Днем бы еще не пожертвовал, а сейчас... несомненно.
– Так идемте же. Впереди у нас так много всего.
– Да, – прошептал Эвр, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, а в груди застрял громкий до безумия смех.
– Да! – закричал Эвр и засмеялся. – Ничто нас не остановит. Летим хоть на край света, и пусть говорят что хотят.
– Вперëд, – сказала Ева, и на лице ее выразилось то самое потрясающее чувство доброты вперемешку с полнейшей уверенностью в своей правоте. Та эмоция, которая запомнилась Эвру больше всего в этой кошке...
Но в один миг все исчезло, и, еще не открыв глаза, Эвр осознал, что он проснулся. Поняв, что это был сон, вспомнив, что произошло в реальности, Эвр содрогнулся от нестерпимой боли в груди. Он судорожно схватил воздух, боясь задохнуться от этой боли
К его сожалению, Эвр, открыв глаза, увидел не звездное ночное небо, а свет дня, пусть уже и угасающий. Эвр не любил день уже много лет, сам не понимая, почему. Ночью гораздо комфортнее, когда все спят, и лишь он парит среди звезд, распахнув огромные крылья.
Эвр перестал что-либо соображать. С неожиданной силой он взлетел в воздух и помчался в ту сторону, куда ушел конвой. Все, с него хватит. Он это остановит. Даже если придется съесть солдат заживо, он это остановит.
Эвр всегда был рассудительным. Должно быть, он сроду, даже в раннем детстве, не совершал импульсивных поступков. Всегда он тщательно обдумывал все и взвешивал, прежде чем принять решение. Пожалуй, именно в тот момент у Эвра первый раз в жизни появилось желание сделать что-то глупое и импульсивное. Но его это не пугало. Эвр уже принял решение и на этот раз даже не пытался передумать. Ему нравилась эта решимость. Как будто впервые в жизни он почувствовал себя свободным, скинул с крыльев цепи, держащие его с самого детства…
Ветер свистел в ушах, будто подпевая Эвру и торжествуя вместе с ним. Он не думал и не знал, что будет делать, добравшись до конвоя, не знал, была уже казнь или нет. Но при этом он ничего не боялся и летел в полной уверенности в успехе. Никогда с ним такого не было…
Конечно, вдыхая свежий вечерний воздух, Эвр постепенно скинул с себя ужас своего сна, и к нему вернулся рассудок. Он стал думать, что делать, чтобы спасение Евы точно завершилось успехом.
Да, он прилетит туда, но нужно убедить их, чтобы они отдали Еву ему. Можно сказать, что якобы от короля пришло секретное сообщение о том, что Ева имеет при себе некие политические сведения, которые необходимо получить, поэтому сейчас Еву убивать нельзя. Можно также сказать, чтобы они не болтали об этом, потому что это очень тайное дело. Тогда у Эвра будет время, чтобы бежать… бежать изо всех сил, точнее лететь. И лучше с Евой. Зря что ли он ее у них отберет? Хотя, что таить, он просто страстно желал спасти Еву, хоть ему и было стыдно в этом себе признаться. Он мог сколько угодно оправдывать свой порыв чувством справедливости, но на деле ему лишь была симпатична Ева. Ради кого-либо еще он бы так не рисковал.
Несколько позже он понял, что, как и полагается, он для большей правдоподобности должен был подделать паршивую бумажонку о том, что солдаты обязаны отдать ему Еву, но Эвр не стал возвращаться ради этого. Как-нибудь без бумажки справится. Вроде бы солдаты относятся к нему как к существу, стоящему гораздо выше них, поэтому всегда подчиняются беспрекословно.
Драконы обладают памятью, которой смертные могут лишь позавидовать (да и не только смертные). Эвр подсознательно знал дорогу к месту казни и даже не задумывался, когда летел. С каждой секундой он несся по воздуху все быстрее, забыв напрочь о своей извечной усталости. Воздух свистел, рассекаемый крыльями военного судьи, и Эвр вдруг осознал, что в жизни не летал так быстро. Позже он даже предполагал, что достиг в тот момент скорости звука, так у него шумело в ушах. Хотя не исключено, что он запомнил этот эпизод своей жизни эпичнее, чем он был на самом деле, но точно сказать уже нельзя.
Небо залил пожар, вызванный заходящим солнцем. Кожа Эвра стала отливать красновато-золотистым, он видел это, глядя на свои крылья. Закат достиг той стадии, которая так нравится молодым влюбленным, гуляющим где-нибудь у реки. Но Эвра алое солнце лишь злило, ведь, к несчастью, ему надо было лететь именно на запад, и лучи слепили его глаза.
«А вдруг они уже там, и я опоздал?» – подумал вдруг Эвр. Эта мысль его ускорила. Вроде бы он уже истратил свои силы, запыхался так, что боялся прямо сейчас упасть на землю от изнеможения и разбиться. Но от чего-то его тело двигалось само по себе. Эвр будто его не чувствовал. Он был без сил, но остановиться не мог.
И вот, наконец, среди выгоревших полей Эвр увидел что-то темное и живое. Да, это был конвой, он отбрасывал длинные черные тени, которые привлекали внимание гораздо больше, чем их обладатели. Отряд еще не дошел до скалы Расплаты, места, где проходили казни. Однако уже было близко.
Эвр не сразу смог изменить курс. С усилием он вернул себе контроль над собственным телом и стал снижаться.
Внизу мелькнула его тень, скользнула по группе солдат и беленькой Еве. Кошка смотрела в землю и быстрее всех заметила это, поэтому подняла глаза к небу. Затем и солдаты устремили ввысь взоры. Эвр стал тормозить, захлопал крыльями и выставил вперед когтистые лапы. Солдаты невольно отпрянули и освободили ему место.
Эвр встал на землю и сложил крылья. Не церемонясь, он произнес:
– Мне поступило срочное сообщение. Еву нужно отвести к королю. Прямо сейчас. Пока ее нельзя казнить, придется это отложить.
Присутствующие растерянно переглянулись, Ева в том числе. Она смотрела пристально на дракона, и лицо ее, к слову, не выглядело ничуть испуганным. По крайней мере Эвру так показалось, но он никогда не был силен в распознании эмоций.
Солдаты не решались как-либо возразить Эвру. Лишь один, на вид самый старый, спросил:
– Прошу меня простить, Ваша Честь, а к чему такая срочность?
– Этого я сказать не могу, – сказал Эвр, плохо пряча раздражение, – но могу лишь сообщить, что Ева может обладать важными политическими знаниями, которые король обязательно должен получить. Сейчас она важнейший источник информации, и от этой информации даже может зависеть будущее всего государства. Но мы теряем время, господа. На счету каждая минута. Просто поверьте мне
– А… есть ли какой-то указ от короля или что-то…?
– У него не было времени писать указы. Он сам только-только узнал об этом, послал ко мне гонца со срочным устным сообщением.
– А как зовут гонца? – не унимался старейший.
– Вы думаете, у меня было время спрашивать? Я сразу помчался за вами.
Старейший солдат все еще смотрел с подозрением, но все-таки подтолкнул Еву к Эвру.
– Развяжите ее, – велел Эвр.
– Зачем? – нахмурился старейший.
– Как она держаться будет? Я ее в зубах тащить не собираюсь. А иначе она свалится и умрет, а нам этого не надо.
– Так ведь она с развязанными лапами может что-то вам сделать.
Эвр хмыкнул.
– С вашей стороны наивно полагать, что безоружная кошка может как-то навредить дракону.
Солдатов это убедило, и они развязали Еву.
– Лезь, – сказал Эвр и наклонился.
Ева забралась на спину Эвра, обхватила его за шею и тихо спросила:
– Ну и что это за спектакль? Какие еще све…
– Тише! – прошипел Эвр. – Просто молчи. Итак наговорила уже прилмчно. Сматываемся.
Сперва он летел спокойно, чтобы не вызывать подозрений сразу же. Когда солдаты исчезли из поля зрения, Эвр снова развил невиданную скорость.
– Признайся, что это сейчас было? – спросила Ева. – Я прекрасно знаю, что нет никаких сведений, и ты просто одумался и решил меня спасти, потому что я не виновата.
– Неужели? И откуда такая уверенность?
– Да потому что все это чушь, и ничего такого я и не знаю. А еще я знаю, что ты прекрасно понимаешь, что казни я не заслуживаю
– Язык тебе враг. Давай лететь молча.
– Не хочу я молчать.
– Я тоже много чего не хочу, – мрачно сказал Эвр.
– Ну так делай то, что хочешь. В этом и заключается вся прелесть правды.
Эвр вздохнул не стал ничего говорить. Только подумал: “Интересно, сколько отжиманий языком может сделать эта кошка?”
Ева едва держалась, поэтому ей пришлось впить в кожу дракона когти. Эвру больно не было: чешуя драконов твердая.
Солнце уже не резало глаза, оно закатилось за горизонт, оставив после себя небольшое свечение на облаках. Наступали сумерки. Эвр молчал. Говорить ему не хотелось, думать тоже. Ева тоже молчала с мрачным видом.
Эвр больше не несся по небу. Решив, что они достаточно удалились от города, он воспарил над пушистой пеленой облаков и скользил по воздуху, почти не двигая крыльями. Выглядело, будто земля состояла полностью из облаков, и летели они совсем невысоко. Лишь несколько облаков, похожих на перья, все еще были над их головами.
– И все же, почему? – спросила Ева наконец.
– Что «почему»?
– Почему ты передумал? – кошка решила не церемониться и не использовать никаких «Ваша честь».
Эвр не ответил. Он медленно поднял крылья кверху, с силой хлопнул ими по воздуху и снова неподвижно заскользил над облаками.
– В чем смысл? – спросил, в свою очередь, Эвр.
– О чем ты?
– К чему вся эта глупая честность и любовь ко всем вокруг, если за это ты можешь получить лишь смерть?
– О, ха-ха. Разве я мертва прямо сейчас?
– Нет, но только благодаря мне.
– Нууу?
– Что «ну»?
– Это значит, что за доброту я никакую смерть не получила, и ты неправ.
– Я тебя не понимаю.
– Ну хорошо. Тогда обоснуй, почему я, якобы, за честность и доброту получу только смерть?
Теперь уже Эвра понесло: он был готов выплеснуть все накопившиеся обвинения и гнев, которые целый день копил, беспокоясь за Еву.
– Да потому что никому не нужна твоя правда, – он обернулся, зло уставившись на Еву. – Мир устроен так, что сладкая ложь вознаграждается, а правда вызывает лишь вот это вот все! Все живут для себя и только! Никто тебя не пожалеет, никто тебе не поможет, каждый в первую очередь будет думать о том, полезно им это или нет! И правда полезна только тогда, когда ее хотят услышать! А иначе ни у кого не дрогнет сердце, и тебя растерзают, ты понимаешь! Разорвут на куски и напьются твоей кровью! Это закон жизни! Никому это не нравится, но это так! Будешь говорить правду, и тебе конец! Никто не сжалится и никто тебе не поможет! Ты понимаешь, что тебя бы сейчас задушили бы, если бы не я?!
Слушая это, Ева вдруг звонко засмеялась, да так, что у нее аж заслезились глаза. Эвра это совсем шокировало.
– Что ты смеешься?! Что тебя убили бы?! Слушай, ты здорова вообще?! Что с тобой не так?! Что тут смешного?!!!
– Серьезно? Никто не поможет. А прямо сейчас ты что делаешь?
Эвр поперхнулся от изумления.
–Ты вопишь, брызгаешь слюной и доказываешь мне, что никто никого не спасает и все честные и справедливые будут мертвы, а сам в это самый момент спасешь меня, улетая от привычной жизни, власти и статуса и понимая, что этого тебе уже никогда не вернуть. Как тут не смеяться?
– Я просто… я…
Эвр разом потерял весь свой гнев. Осталось лишь глубокое замешательство. Он снова посмотрел вперед, но не видел ничего вокруг себя. Теперь он не знал, что и думать. Кажется, он ничего не знает о мире, и, что еще более странно, совершенно не знает себя.
Они снова молчали. Эвр был в растерянности. Ева, напротив, поймала волну умиротворения. Она вдруг поняла, что находится в необычайно красивом месте: в небесах. Нечто похожее она ощущала, когда взбиралась на высокую гору и смотрела вниз, но сейчас было еще лучше. Ева подняла голову и увидела, как в темнеющем небе сияли первые звезды. Перистые облака над ней будто горели: на них все еще падало солнце.
Этот момент напомнил ей сцену, которую она видела в театре. Тогда пьеса проходила под вечерним небом, и тоже над зрителями загорались звезды по мере того, как развивались события перед ними. И также перистые облака горели, сквозь них проглядывали звездочки. Правда, была еще и луна.
Эвр медленно парил. Еве в лицо дул прохладный вечерний ветерок.
– Я знаю, что ты жалеешь, – сказала Ева, – ты злишься от того, что ушел от привычной жизни. Это всегда трудно. Да, у тебя больше нет дворца и статуса. Но скажи, когда ты последний раз летал вот так? И когда у тебя было, с кем поговорить не в суде, а просто?
Эвр молчал. Внизу, как оказалось, стало меньше облаков. Сквозь них теперь виднелась ровная гладь моря.
Эвр снова поднял крылья вверх, а потом оттолкнулся ими, после чего вновь расправил.
– Эвр? – Ева не понимала, что значит его молчание, поэтому поползла по его шее, чтобы увидеть выражение лица.
Эвр улыбался. Да, возможно, это не сразу было видно, но его всегда суровые черты лица заметно смягчились. Он улыбался больше глазами, чем ртом, хотя и ртом тоже.
– Я не жалею, – сказал он, посмотрев на Еву, – пока, во всяком случае. Думаю, я уже лет тридцать точно не взлетал в небо.
Ева утвердительно кивнула: мол, я же говорила.
– Знаешь, – сказала Ева, глядя вниз, – а я всегда мечтала увидеть море. Но родители его не любят, поэтому съездить не получалось. Большинство кошек не любит воду. Ну, ты знаешь.
Эвр бросил на кошку быстрый взгляд и вдруг стал стремительно снижаться.
– Ты чего это? – спросила Ева, посильнее обняв дракона за шею, чтобы не упасть.
– Покажу тебе море.
Эвр снижался, пока не оказался прямо над водной гладью. Солоноватый и новый для Евы запах моря оказался восхитительным. Кошка восторженно раскрыла глаза и смотрела, как вода плещется всего в метре от нее.
Эвр слегка наклонился и одним крылом разрезал морскую гладь. Брызги взлетели в воздух, сверкая, как тысячи крохотных бриллиантов. Несколько капель попали Еве на лицо. Она облизнула губы: те были солененькими.
Ева нагнулась к воде и сунула в нее лапу. Вода заплескалась, от лапы пошли маленькие волны.
– Смотри! – сказала она, заметив что-то блестящее в воде. – Рыбки!
Косяк малюсеньких рыб плыл прямо под ними. Ева попыталась дотронуться до них, но шустрые мальки, что были возле ее лапы, тут же бросились врассыпную. Ева засмеялась.
– Я тоже давно не был на море, – сказал Эвр, – было не до этого. Теперь у нас есть время. Вот только что теперь ты будешь делать?
– А ты?
– Понятия не имею.
– Ладно, разберемся. Первым делом надо будет связаться с моими родными и написать, что я в порядке. Скажу им, чтобы пока не пытались меня искать.
– Полагаю, у них и не получится.
– Наверное. Хотя мама очень упорная.
– О, теперь понятно, с какой яблони яблочко, – усмехнулся Эвр.
– Кстати, у меня сейчас такое странное ощущение... Примерно такое же, как когда я была в театре под открытым небом. Тогда тоже был вечер. И было очень красиво. И вот это вот чувство... оно и сейчас есть. Не знаю, как описать.
Эвр подумал и кивнул.
– Правда, почти также, как тогда. Только там был бассейн, но большой. Это нужно было для пьесы. И вечер тоже нужен был, потому что действие происходило во время заката и сумерек. Правда, сейчас кое-чего не хватает.
Эвр хмыкнул.
– Ну, как минимум театра.
– Само собой. Но еще луны. Тогда была просто роскошная луна, я до сих пор помню, а сейчас…
– Ева.
– Что?
– Посмотри назад.
Ева обернулась и восторженно ахнула. Прямо над морем, позади нее чуть светился огромный оранжевый круг полной луны. Тогда, в театре тоже было полнолуние. И тоже луна была красноватой. Сладкое очарование и благоговение охватило кошку. Это всегда случалось, когда она сталкивалась с чем-то великолепным, наполненным тихим романтизмом и необъятной силой. Как, например, в храме во время службы или когда играет прекрасная музыка.
– А вот теперь всего хватает, – сказала Ева.

Конечно, Ева и Эвр и не подозревали, что их бегства от властей продлятся совсем недолго. Они и подумать не могли, что совсем скоро весь мир перевернется и привычное устройство жизни кардинально изменится. Нет, мир не познал полного, безграничного милосердия, как говорила Ева. Однако «нерушимая» власть королевской династии Таврокона уже через три года станет вовсе никому не нужна, и многие о ней уже даже не вспомнят, как и об Изидоре и о предательстве Эвра. Хотя бы потому что многих свидетелей «предательства» попросту не станет.
Произошла Великая Война, в результате которой полностью исчезли Великие, божества эры, что была до нашей. Если вдруг кто-то не знает, то я поясню, о чем речь.
Великие – это огромнейшие и невероятно сильные фантомные (то есть не физические, а полупризрачные) существа, ныне вымершие из-за собственных войн и разборок. До нашей эры они были чем-то вроде богов, и часто они распоряжались судьбами и жизнями физических существ. Им поклонялись и делали подношения, дабы задобрить и завоевать их милость, ведь все их боялись, и боялись совершенно обоснованно. Тела Великих содержали в себе особый род силы, и эта сила как раз и уничтожила всех Великих, когда они стали использовать ее ради насилия. Эта же сила привела к тому, что вся планета некоторое время была в чем-то вроде радиации, которая была вызвана войной Великих. На ком-то эта сила сказалась губительно, а кто-то изменился. Изменившимися и были будущие первые боги и духи нашей эры. Они впитали себя силу Великих и их тела стали совершеннее, а также они перестали стареть и стали менее уязвимыми, чем обычные смертные. Среди новообращенных богов и оказалась Ева, а также ее брат Люкс. Остальной семье Мотелето-Аклинсов тоже повезло: все они стали духами и обрели бессмертие. Возможно, в их генах было что-то такое, что приняло силу Великих и извлекло из нее пользу.
Ева не виделась с семьей следующие три года. Все это время они с Эвром были в бегах. Первый месяц их преследовали, но после было решено, что раз они бежали за границу и не собираются возвращаться, то смысла их искать никакого нет.
«Если заявятся в Саарн снова, то тогда и будем брать», – сказал один из приспешников короля Изидора. Он и не думал, что скоро всем будет уже вовсе не до беглецов и даже не до защиты монархического строя.
Ева встретила семью только после того, как война прошла, и новорожденные божественные существа собрались вместе, чтобы решить, что им теперь делать (тогда-то и были созданы Божественные Небеса). И там как раз Ева и воссоединилась с родными, хотя встреча с ними была для нее приятной неожиданностью.
Дальнейшая жизнь Евы проходила уже на Небесах в роли богини. Она стала божеством света, культуры и правды. Помимо этого она была еще и главным архитектором Небес. Практически все здания которые сейчас можно встретить у нас, были спроектированы именно Евой.
Эвр тоже остался жить на Небесах. Они с Евой стали близкими друзьями, и дружба их длится и сейчас. Поскольку Эвр хорошо разбирается в военном деле, он занимается тем, что наблюдает за военными ситуациями на земле и при необходимости как-то вмешивается. Но чаще всего незаметно, как и положено духам и богам.
А в мире смертных о Еве и Эвре сейчас есть сказки и легенды. В некоторых историях их изображают негодяями и предателями, а где-то считают, что эти двое не так уж и неправы, как считали в Саарне. Есть версия, что Еву казнили, но она восстала из мертвых и стала божеством, а Эвра настигла карма, и он умер от болезни (несмотря на то что драконы вообще-то не болеют обычными болезнями). Некоторые в своих легендах выставляют Еву положительным персонажем, а Эвра отрицательным.
Ну что ж, правда у каждого своя. Только Ева и Эвр помнят все наиболее близко к реальности. Ева просто обожает рассказывать эту историю, когда убеждает кого-то, что иногда нужно принимать чуточку безумные, но смелые решения, позволять сердцу закрывать рот холодному рассудку, и, конечно, что в безвыходной ситуации всегда нужно изобретать выход самостоятельно.

Думаю, многие читающие люди заметят, что сюжет очень схож с одной из линий “Мастера и Маргариты” Булгакова, той, что про Иешуа и Понтия Пилата. Нет, я сделала так не от недостатка идей и фантазии. Мне просто хотелось, чтобы в мире Фералии была легенда, похожая на историю об Иешуа и Пилате, но при этом чтобы закончилась она хорошо (да-да, я в своем репертуаре). Я специально не уходила в глубокую философию и писала легко и понятно, чтобы придать сюжету более светлую эмоциональную окраску. Хотелось бы, чтобы читатель извлек из этой маленькой повести урок и не терял надежду в трудных ситуациях, ведь при желании из любой ситуации можно найти выход.
Также при написании я вдохновлялась некоторыми песнями. Среди них “Moonlight Shadow” (для первой главы про Нерию и Дейва), “Eurus” и “This will end” группы The Oh Hellos. Благодаря первой мы с Марией придумали Эвра, а при прослушивании второй у меня сложились образы, которые я описала в повести, в частности полет Евы и Эвра в закате.
Выражаю благодарность Марии за помощь, моим читателям за мотивацию, а также The Oh Hellos и другим прекрасным музыкантам, которые вдохновляют меня.